Феликс уверен, что его недооценивают. Я его отчасти понимаю: кого угодно достанет каждое утро объяснять Оленьке правила пасьянса «Косынка». Но всё-таки нельзя быть таким нетерпимым к людям. Раз в месяц, в день зарплаты Феликс приходит в мой кабинет и пробует уволиться. Я терпеливо выслушиваю и мягко рву заявление.

«Феликс, – говорю я вкрадчиво. – Мир жесток и несправедлив. Человеку кажется, что его вознаграждение должно быть пропорционально его заслугам. Однако все без исключения склонны преувеличивать свой вклад. Ну, в самом деле, ты же не думаешь, что я обязан поднять процент премии только за то, что в твоём высшем учебном заведении процветает взяточничество? Да, в прошлом году на экзамене ты вкладывал в зачётку купюру в пятьсот рублей, в этом требуют уже две купюры: и цены выросли, и макроэкономические показатели шалят, и киотский протокол сдерживает развитие отсталых африканских стран. Но причём здесь я?»

«Уважаемый, – говорит Феликс. – Мир жесток и несправедлив. Взяточники на каждом шагу. Двойные стандарты угрожают стабильному и поступательно деградирующему трудовому коллективу. Маленькая персональная надбавка поможет моему возмущённому разуму смириться с несправедливостью!»

«Господа, – подаёт голос Митрич. – Прошу прощения, но я стал случайным свидетелем вашей беседы. Мир жесток и несправедлив. Я тоже хочу надбавку, иначе видал я вас обоих сами знаете в чём!»

«А как же я? – спрашивает Оленька. – Мир жесток и несправедлив. Я подслушивала под дверью!»

Если я не успеваю скрыться на автопогрузчике в таинственной глубине пустого терминала, надбавка неизбежна. И я не успеваю. У меня надбавка больше всех.