Как человек духовный с проблесками интеллекта, решил я однажды укоротить томительный зимний вечер употреблением пива с рыбкой. Для этих целей в нашем городе предусмотрена целая сеть магазинов «Пивная лавка» в составе двух забегаловок. Пиво я там никогда не беру – предпочитаю крепкие сорта, в отличие от любителей отлить за собственные деньги, – а вот рыбка там иногда бывает что надо. К сожалению, вынужден отметить, что в тот вечер моё «однажды» не встретилось с их «иногда».

Несколько томительных мгновений мялся я у витрины, изучая убогий ассортимент. Тут были и вяленые окуньки, и копчёная пелядь, и селёдка разнообразного приготовления, и мерзкие сушёные резинки, выдаваемые за кальмаров, и совсем уж не к месту копчёный сыр в косичках, и, как оскорбление, чипсы. Но всё это было не то. Я представил, как серебристая чешуя будет разлетаться по квартире, и содрогнулся. Душа требовала филе. Мой разочарованный взгляд упал на очередной ценник. Без этой жирной бумажки с цифрами я бы не узнал форель! Её пытали злобные инквизиторы. Не исключено, что какое-то время она висела на кресте на одной из римских дорог в назидание неблагодарным рабам. В конце концов, это могло быть что угодно, но только не форель! Мой разочарованный взгляд переметнулся на вторую полку. Боже, они выдавали толстые коричневые шнурки от пояса верности за копчёное филе щуки!

– Девушка, – обратился я к хорошенькой молоденькой продавщице, забывшей свежесть морозного воздуха, – а у вас есть приличное филе не слишком дешёвых обитателей желательно речных глубин?

– Филе сома, – тут же нашлась она. – Посмотрите ниже.

И тут я увидел его! Конечно, завсегдатай одесского привоза плюнул бы в мою физиономию, а астраханский браконьер задушил бы сетью с мелкой ячейкой, и слегка несвежий вид отпугнул бы иного духовного человека с проблесками интеллекта, но выбирать не приходилось, и я решился.

– Взвесьте вот столько, – вежливо попросил я, многозначительно раздвигая ладони.

По моим скромным подсчётам, я тянул на солидного покупателя.

– Отрезаем с хвоста, – сказала продавщица, наливая пену очередному неприхотливому клиенту.

– Позвольте, – вежливо удивился я. – Как же с хвоста? (Хвост никогда меня не прельщал.)

– Но ведь если я отрежу с самого начала, хвост потом никто не купит, – был мне ответ.

Внутри немного закипало.

– То есть роль дурачка, по-вашему, мне к лицу? – спросил я, скрывая чувства. – Значит, после меня покупатель купит то, что надо, а вы предлагаете мне начать с хвоста?

Она пожала плечами. Я подумал, что ей, пожалуй, уже под тридцать.

– То есть, – заклинило меня на этом «то есть», – закон электрички «задницу поднял – место потерял» уже не действует?

Она хмыкнула, наёмный друг частного капитала. (Откровенно страшная была девка.)

– По-вашему, в колбасном отделе сначала должны верёвочки от сосисок продавать, потом ливерную, а под конец «Докторскую» по ГОСТу? – не унимался я.

Воцарилось неловкое молчание. В смысле, я-то замолчал, а обслуживание других проходило в рабочем режиме. «Так будьте вы прокляты!» – подумал бы какой-нибудь неуравновешенный гражданин. Я же молча устремился к выходу.

– Можете подождать. Кто-нибудь до вас купит, а вы следом, – донеслось до моего чуткого слуха.

Так что потом выяснилось: в магазине напротив копчёное филе селёдки стоило на пять рублей дешевле!

– Должна быть сменяемость власти, – заявил Феликс и, глядя на моё недоумённое лицо, пояснил. – Путин должен уйти. Долгое пребывание во властных структурах приводит к росту коррупции. Выборы нелигитимны изначально. Фальсификации неизбежны. Молодое демократическое Отечество в опасности!

– А я за Зюганова буду голосовать, – поделился Митрич. – Хоть и надоело из года в год его монотонное «бу-бу-бу». Но что делать? Миронов какой-то недоделанный. Не поймёшь, что за фрукт. О пенсиях переживает...

– Прохоров, – вздохнула Оленька, опустила ресницы и больше не проронила ни слова.

– Или за Жириновского, – оживился Митрич. – Смешной он...

– Рассуждаешь как деклассированный элемент! – взорвался Феликс. – Я вообще на выборы не пойду. Потому что они нелигитимны изначально. И фальсификации неизбежны!

Я молча наблюдал за дискуссией. Недавно проходила реорганизация, мне урезали оклад, но не поставили в известность. В связи с этим, будущее России виделось мне туманным. Я окинул помещение трагическим взглядом и включил административный ресурс.

Когда закрылась дверь за последним вышедшим, я взял чистый лист бумаги, приготовил ручку и задумался...

Нервы стали ни к чёрту – всю ночь мечтал о массовых убийствах.

Донимал комар, мерзко пищал над ухом и кусал доступное из-за жары тело, выбирая участки посытней. Я ворочался, смахивал пот с лица и пугал темноту руками, изредка отвешивая самому себе по местам вероятного нахождения насекомого. Тщетно. Вскочил, нацепил очки, включил свет, больно ударившись о какую-то часть дивана, и замер в укрытии, злой и напружиненный. Предыдущие комары при свете мирно садились отдышаться на потолок и становились лёгкой добычей. Нынешний кровопийца был вершиной эволюции текущего сезона – он не сел на потолок, он атаковал с пола и терялся в сюрреалистичных узорах ковра. Я выключил свет и смирился. Сытый комар неопасен.

В открытом окне зияла бездна душной июльской ночи. Исследовал вопрос, почему дебилы покупают машины без кондиционеров и ездят по ночным улицам, выкрутив громкость китайских подделок на максимум. Низкие частоты поднимают самооценку? Если дебил встречает знакомого дебила, спешащего навстречу, он радостно сигналит, и знакомый сигналит в ответ. Не сомневаюсь, они будут также сигналить, если встретятся через десять минут на другом перекрёстке. У дебилов принято здороваться при каждом попадании в поле зрения друг друга. Самым вежливым считается обладатель самого громкого клаксона – он здоровается даже с незнакомыми. А ещё у его автомобиля проблема с глушителем. Впрочем, бодрствующий дебил не считает это проблемой. Отдельная тема – подростки на двухколёсных мутантах, нечто среднее между комаром и дебилом.

Тёплый воздух тих и недвижим. Если случайно испортить его, непременно станешь жертвой собственного легкомыслия. Под утро опытные алкоголики уже устали от схваток, заняли удобные скамейки и, сделав под себя, видят тревожные сны, а начинающие только приступают к взаимным оскорблениям. Их глухие мужские и визгливые женские голоса усиливаются эхом, блуждают между домами, взывают к отмщению, переплетаются со звуками полицейских сирен. В них боль за судьбу человечества и презрение к ближнему. И зов, повинуясь которому можно запросто выскочить в трусах из подъезда и, сжимая топор с отблеском зари, устремиться к источнику, чтобы раз и навсегда… В капусту. Вонзить в пустоту бессмысленный взгляд и с кровавыми брызгами на лице методично превращать пьяные возгласы в предсмертные хрипы...

Будильник не вовремя...

Я заметил Митрича, когда, назидательно подняв вверх указательный палец правой руки, наизусть цитировал длинный абзац трудового соглашения, посвящённый взысканиям провинившихся членов коллектива. Взыскания не отличались разнообразием – большинство сводилось к разного рода денежным удержаниям из заработной платы, т.е. приступ совести провоцировался снижением затрат.

– Дозвольте-с войтить, ваше благородие, – сказал Митрич.

– Чего тебе, животное? – живо отреагировал я. – Поди прочь, мы грубостей не хочем!

– Нехай войдёть, – попросила Оленька. – Скучно, господа!

– Милости просим, – смилостивился я.

Митрич провёл рукой по волосам, смущённо высморкался и вошёл.

– Кубыть, времени у вас в обрез. Отвлекать не буду служивых. Я доложить об окончании запланированных работ, – Митрич судорожно сглотнул и всплеснул руками, стараясь выглядеть сурово и деловито.

– Да что ты! – обрадовался я, опуская указательный палец и в ту же секунду стремительно сгибая его. – Рад. Очень рад. Отечество тебя не забудет! А зараз ступай и чтоб тобой не воняло тут.

По лицу Митрича заструилось разочарование. Он явно не рассчитывал на скорые проводы. Он уже вспомнил поучительную историю из своей молодости. Очень уж удачная была история – в масть. Не поведать её миру значило обречь себя на нечеловеческие страдания. Способны ли были его недалёкие товарищи, тратившие редкие минуты отдыха на алкоголизм и гипертонию, оценить масштаб и сермяжную правду ея?

– Нехай гутарит, – снова попросила Оленька. – Скучно, господа!

– Милости просим, – снова смилостивился я.

А дело было так.

В молодости у Митрича был один знакомый мотоциклист. То ли мотоцикл был очень чувствителен к местным условиям эксплуатации, то ли знакомый был редким безынициативным занудой, но заводил он свой драндулет строго по инструкции на зависть специалистам по охране труда: где надо «подсосёт», где надо подёргает, подкачает, проверит сцепление, стартер прокрутит, цилиндр пощупает – в общем, целый шаманский ритуал. Пассажир на заднем сиденье нервничает, а знакомый не сдаётся. «Техника ласку любит!» – говорит.

И вот поехали они однажды в соседнюю деревню на танцы. Припарковались, прошли в помещение. А там, слово за слово, повздорили с толпой крепких ребят. Дело запахло тяжкими телесными повреждениями. Не сговариваясь, решили приступить к эвакуации. Первым, освещая фарватер свежим фингалом, выбежал Митрич, метнулся к парковке, оседлал железного коня, завёл с пол-оборота и, дождавшись слегка избитого ногами напарника, рванул в закат.

Когда опасность миновала, остановились отдышаться. «Ты почему так с моим мотоциклом обращаешься?» – возмутился знакомый. «Как?» – не понял Митрич и узнал о себе много нового. «Ты пойми, – говорил знакомый. – Запуск двигателя – ответственное дело! Ни в коем случае нельзя…» В общем, своими резкими действиями молодой Митрич значительно сократил срок службы мотоцикла. Какая-то шестерёнка могла под каким-то углом сойтись с другой, тронуться с места, куда-то попасть и что-то заесть. И всё это знакомый описывал красочно, монотонно и неоднократно. И к концу дороги так достал, что Митрич сочно плюнул, грязно выругался и грубо посоветовал съездить к месту трагедии, огрести по полной, но зато запустить двигатель по всем правилам.

– Так-то вот, – закончил Митрич и хитро, по-ленински прищурился.

– А ить верно! – воскликнула Оленька. – У меня же аналогичный случай! Я была в цейтноте, господа!

– Вся воспитательная работа коту под хвост, – обескуражено пробормотал я. – Всем спасибо, все свободны...

Однажды Митрич застал меня с Оленькой за крайне серьёзным занятием: я зачитывал вслух разнообразные выдержки из её должностной инструкции, дабы уличить нерадивую сотрудницу в ненадлежащем исполнении своих служебных обязанностей.

Митрич долго томился в приёмной, куда просачивались властные нотки моего голоса, не выдержал, приоткрыл дверь и, сунув в образовавшуюся щель лохматую голову, уставился на меня чистыми безгрешными глазами. Ему надо было срочно доложить о том, что вагон с витаминами китайского производства разгружен окончательно и без происшествий.

Обычно Митрич никогда не докладывал о разгрузках. Но витамины из народной республики, поступившие к нам на прошлой неделе, каким-то образом повлияли на его личность. С виду они напоминали шарики хорошо знакомой нам с детства «аскорбинки». Собственно, по документам они и были «аскорбинкой» – не смотри на пару непонятных иероглифов, поэтому Митрич привычным жестом незаметно вскрыл упаковку и щедро насыпал себе и сопровождающим официальным лицам по доброй порции жёлтых шариков. Как говорится, береги здоровье смолоду, а если не сберёг – на медицину уповай и от клизм не морщись. С того момента, как первый шарик очутился во рту нашего знаменитого разнорабочего, мир, можно сказать, обогатился новой грандиозной иллюстрацией к пословице «Выть тебе волком за твою овечью простоту».

Сначала шарики долго не рассасывались, хотя вкус никаких подозрений не вызывал. Феликс, которого Митрич оделил в неожиданном приступе дружелюбия, спасся тем, что минут через пять выплюнул витаминки, заявив, что не уверен в полезных свойствах велосипедных подшипников. Потом вкус всё-таки начал вызывать подозрения. Чтобы их развеять, Митрич закинул в рот ещё парочку. Феликс сказал, что такими темпами к обеду заслуженный работник мешка и коробки превратиться в ручного хомячка, на что заслуженный работник возразил в духе «на халяву и уксус сладкий». Наконец, Митричу надоело катать непонятные шарики по ротовой полости. Но выплёвывать не стал – решил обогатить организм по полной и проглотил, запив стаканом холодного кваса. Впоследствии он рассказывал, что квас был не первой свежести. 

Через час наступила развязка. Всех, чьи вкусовые рецепторы соприкоснулись с китайским зельем, одолела мощная, невиданная, неподвластная силе воли, какая-то фантастическая… эрекция. И если Феликс всего лишь два раза проигнорировал мой приказ явиться по важному делу, а грузчики стыдливо попрятались до конца рабочего дня, то Митрич... Он просто подзабыл эти ощущения. Ходил как ни в чём не бывало по пустой территории, поражаясь приливу сил. Я видел издалека его преобразившийся силуэт. Судя по силуэту, разгрузка мешков с цементом далась бы ему без рук. График уборки помещений был сорван – уборщицы боялись выходить из подсобки, гремели вёдрами и перешёптывались – наверное, кидали жребий, кому отвлекать внимание.

Когда Митрич сообразил, в чём дело, его фотография была на всех мобильных телефонах, а ролик на Ютубе набрал пару миллионов просмотров. В конце видеозаписи маньяк с ужасом смотрел на орудие, трогал, не веря своим глазам, алчно подпрыгивал и со всех ног кидался на задний план. Последний раз с такой достоверностью играл разве что Джек Николсон в триллере «Сияние».

Даже в сумерках Митрич не сразу прошёл через турникет: во-первых, цеплялся, а, во-вторых, охрана билась в истерике, забывая нажать на кнопку. Далее его судьба терялась в двухдневном административном отпуске...

И вот Митрич пришёл доложить.

19.2 О пользе соблюдения инструкций (окончание)

Феликсу не нравится наша кадровая политика. Вернее, отсутствие таковой, потому что лозунг руководства «Не нравится – пошёл нах@й!» политикой назвать сложно. «Что за балаган! – кипятится Феликс. – Почему интересы наёмных работников не защищает профсоюз?» «Как это не защищает? – возмущается Оленька в ответ (она с недавних пор наш профсоюзный лидер). – А за чей счёт был проведён новогодний корпоратив? А дети работников от кого новогодние подарки получили?» «Спасибо, дедушка Мороз, – язвит Феликс. – На корпоратив все скидывались по полторы тысячи рублей, между прочим!» И глобальный политический вопрос тонет в пучине мелкобуржуазного зубоскальства.

А вопрос, батенька, архисложный (дань годовщине смерти Ильича)!

Не будем вглядываться в глубину веков. Там всё мхом поросло. Мы не юристы какие-нибудь, чтобы восторгаться мудростью римского права. Мы обратим свой взгляд на ненавистный советский период. Имел право тогдашний Феликс, по крайней мере, высказать в глаза зажравшемуся начальству «всё, что нА сердце у него»? «Конечно, нет, – воскликнет десталинизатор. – Его бы тут же в лагерь или в дурдом!» А мы ответим: «Конечно, да! А с лагерем или дурдомом советская власть ошибалась удивительно редко!» Сегодня, когда мнение рядового работяги никого не интересует, ответ прозвучит смешно. Мало того, что мог. Начальство обязано было прислушаться. И уволить правдоруба – это надо было сильно постараться. Скажу больше, при отсутствии свободы и демократии у людей напрочь отсутствовал страх потерять работу. Потому что безработица существовала только на антизападных агитплакатах. И ещё. Чтобы окончательно добить: дороги и дома строили местные!

Подошёл Митрич и подытожил. Передам лишь общий смысл.

«Мы как средневековая красавица. Надет пояс верности – страдаем от нереализованных эротических фантазий. Нет пояса – мучаемся, что любой трахнуть может…»

Когда работы столько, что глаз не разомкнёшь, я начинаю энергично моргать и мотать головой со звуком «был-лы-лы-лы-лы». Значит, наступило время моих прямых обязанностей – выписка кнута или раздача пряников. Другими словами, контроля над производственным процессом.

Я звоню бухгалтеру Оленьке и спрашиваю о выполнении плана.

Если план не дотягивает, строго спрашиваю, почему не дотягивает. На самом деле, я знаю, почему. И Оленька знает, что я знаю. Но она так трогательно пугается всякий раз, когда я строг – ничего не могу с собой поделать. Мне приятно это замешательство. Чтобы вызвать приятные ощущения, подросток начинает теребить половой орган, а зрелый руководитель – строго спрашивать. Можно ещё ледяных ноток напустить. А закончить надо обязательно фразой со словом «так». Например: «Так. Под вашу личную ответственность!», или: «Так. Вы мне прямо скажите, да или нет!», или даже: «Так. Вы там чем занимались всё это время?» Неопытные руководители переходят на крик про лишение премии. Опытные – резко обрывают разговор. Подчинённый уже не думает о материальном: причём здесь деньги, когда неясно, заявление писать или записку «прошу никого не винить»?

Если план дотягивает, я смягчаюсь. Можно пошутить серьёзно как-нибудь – на том конце провода всё равно поддержат. Но потом главное – сурово предостеречь: «Вы не очень там!» Оно и понятно: экономия средств по-научному называется «не успели освоить», и по шапке получишь сильнее, чем за перерасход. Неосвоение ведёт к сокращению финансирования. Мне ли вам рассказывать?

Потом я звоню программисту Феликсу. Его бесполезно подробно расспрашивать, потому что я не понимаю, о чём он говорит в ответ. Я интересуюсь, выполняет ли он поручения бухгалтерии. Он говорит, что выполняет и докладывает о погоде на завтра по материалам сайта gismeteo. По факту выясняется, что он врёт и в первом и во втором случае. Но тут, как говорится, какое поручение, таков и результат. Да и качество метеопрогнозов по стране в целом оставляет желать лучшего.

Потом я звоню заслуженному разнорабочему Митричу. Его я вообще ни о чём не спрашиваю. Я разминаюсь идиоматическими выражениями. Митрич привычно оправдывается, лаская слух. «Чтоб в последний раз!» – припечатываю я напоследок.

Не так-то просто руководить людьми!

Мифы о том, что кактусы «впитывают» радиацию электронно-лучевых трубок, возникли на заре автоматизации бухучёта и поначалу передавались исключительно в устной форме. В серьёзных академических кругах бытует мнение, что первоисточником этих мифов была неизвестная толстая женщина пожилого возраста, до гробовой доски подходившая к монитору сзади, прикрывая жизненно важные органы толстой папкой с квартальным отчётом.

Долгое время кипели споры, с какой стороны и на каком расстоянии от источника должен стоять керамический горшок с колючим растением. По данным тогдашних опросов, 30% респондентов ставили кактус справа от монитора, аккурат рядом с кнопкой включения; 25% – слева, чтобы справа поставить второй кактус; 23% – посередине, ибо в этом направлении излучение «било» особенно сильно, вынуждая брать декретные отпуска; остальные 22% прятали кактус за монитор, рядом с кабелем питания, который при поливе случайно выдёргивался вместе с другими важными проводами на радость системным администраторам.

Около половины опрошенных, под влиянием смутных иррациональных предчувствий, время от времени ставили кактус на монитор. У трети из них предчувствия сбывались – кактус действительно падал. Некоторые пользователи в дополнение к традиционной защите пробовали употреблять спиртные напитки. Такой комбинированный способ по степени эффективности затыкал за пояс даже свинцовые фартуки, но настоящей поддержки у консервативной администрации, как правило, не получал. История не сохранила табельных номеров этих естествоиспытателей.

С приходом плоских мониторов количество кактусов существенно сократилось, уступив место магическим стеклянным пирамидкам и разной мелкой хрени с верёвочкой на присоске. Но это уже совсем другая фобия.