Я заметил Митрича, когда, назидательно подняв вверх указательный палец правой руки, наизусть цитировал длинный абзац трудового соглашения, посвящённый взысканиям провинившихся членов коллектива. Взыскания не отличались разнообразием – большинство сводилось к разного рода денежным удержаниям из заработной платы, т.е. приступ совести провоцировался снижением затрат.

– Дозвольте-с войтить, ваше благородие, – сказал Митрич.

– Чего тебе, животное? – живо отреагировал я. – Поди прочь, мы грубостей не хочем!

– Нехай войдёть, – попросила Оленька. – Скучно, господа!

– Милости просим, – смилостивился я.

Митрич провёл рукой по волосам, смущённо высморкался и вошёл.

– Кубыть, времени у вас в обрез. Отвлекать не буду служивых. Я доложить об окончании запланированных работ, – Митрич судорожно сглотнул и всплеснул руками, стараясь выглядеть сурово и деловито.

– Да что ты! – обрадовался я, опуская указательный палец и в ту же секунду стремительно сгибая его. – Рад. Очень рад. Отечество тебя не забудет! А зараз ступай и чтоб тобой не воняло тут.

По лицу Митрича заструилось разочарование. Он явно не рассчитывал на скорые проводы. Он уже вспомнил поучительную историю из своей молодости. Очень уж удачная была история – в масть. Не поведать её миру значило обречь себя на нечеловеческие страдания. Способны ли были его недалёкие товарищи, тратившие редкие минуты отдыха на алкоголизм и гипертонию, оценить масштаб и сермяжную правду ея?

– Нехай гутарит, – снова попросила Оленька. – Скучно, господа!

– Милости просим, – снова смилостивился я.

А дело было так.

В молодости у Митрича был один знакомый мотоциклист. То ли мотоцикл был очень чувствителен к местным условиям эксплуатации, то ли знакомый был редким безынициативным занудой, но заводил он свой драндулет строго по инструкции на зависть специалистам по охране труда: где надо «подсосёт», где надо подёргает, подкачает, проверит сцепление, стартер прокрутит, цилиндр пощупает – в общем, целый шаманский ритуал. Пассажир на заднем сиденье нервничает, а знакомый не сдаётся. «Техника ласку любит!» – говорит.

И вот поехали они однажды в соседнюю деревню на танцы. Припарковались, прошли в помещение. А там, слово за слово, повздорили с толпой крепких ребят. Дело запахло тяжкими телесными повреждениями. Не сговариваясь, решили приступить к эвакуации. Первым, освещая фарватер свежим фингалом, выбежал Митрич, метнулся к парковке, оседлал железного коня, завёл с пол-оборота и, дождавшись слегка избитого ногами напарника, рванул в закат.

Когда опасность миновала, остановились отдышаться. «Ты почему так с моим мотоциклом обращаешься?» – возмутился знакомый. «Как?» – не понял Митрич и узнал о себе много нового. «Ты пойми, – говорил знакомый. – Запуск двигателя – ответственное дело! Ни в коем случае нельзя…» В общем, своими резкими действиями молодой Митрич значительно сократил срок службы мотоцикла. Какая-то шестерёнка могла под каким-то углом сойтись с другой, тронуться с места, куда-то попасть и что-то заесть. И всё это знакомый описывал красочно, монотонно и неоднократно. И к концу дороги так достал, что Митрич сочно плюнул, грязно выругался и грубо посоветовал съездить к месту трагедии, огрести по полной, но зато запустить двигатель по всем правилам.

– Так-то вот, – закончил Митрич и хитро, по-ленински прищурился.

– А ить верно! – воскликнула Оленька. – У меня же аналогичный случай! Я была в цейтноте, господа!

– Вся воспитательная работа коту под хвост, – обескуражено пробормотал я. – Всем спасибо, все свободны...