Ранним июньским утром на центральную площадь провинциального города, корёжа бюджетный асфальт и ломая крышки канализационных люков, выехал пыльный немецкий танк. Замер ненадолго, задумчиво покрутил башней с крестами, выбрал восточное направление и зычно плюнул в сторону РОВД. В ближайшем дворе на разные голоса противно заныла сигнализация. Завозились под одеялами тёплые жёны встревоженных автовладельцев.

Вслед за танком к бронзовому Ленину подрулил плоскомордый «Опель», и из его брезентового чрева, сопровождаемые вечным офицерским «шнель», посыпались бодрые автоматчики вермахта. Рукава их мундиров были лихо засучены, из карманов торчали губные гармошки. Вынырнула из-за «Опеля» колонна мотоциклистов с бляхами на груди и пулемётчиками в колясках, обогнула клумбу, окружила безмолвный памятник. Бездомная собака, поджав хвост, метнулась в подворотню предвестником всеобщей паники.

Последним к зданию городской мэрии плавно подплыл чёрный прилизанный «Мерседес», похожий на реквизит Мосфильма. Рыжий адъютант бросился открывать пассажирскую дверцу. Породистый фашистский генерал, придерживая фуражку, сам того не ведая, ступил на землю демократической России. К его правой руке серебряными наручниками был прикован маленький кожаный чемоданчик с секретными планами (мы-то знаем, что в одном из них предусматривалось развернуть на Востоке несколько живописных пивных заводиков взамен сталинских лагерей). Разминая затёкшие пальцы, генерал нахмурил брови, окинул окрестности суровым взором профессионального агрессора и вдруг заметил на фасаде вяло трепещущий триколор. «Власовцы?» – подумал удивлённо на ломаном русском.

***

Главу городской администрации Власова взяли, едва робкие лучи летнего солнышка коснулись его обширной лысины. Сначала сухой треск автоматной очереди заставил обречённо завыть злобного цепного пса, потом слетела с петель крепкая входная дверь, и в скромный трёхэтажный особняк ввалились жизнерадостные эсэсовцы. Утомлённый вчерашней встречей с местным купечеством по поводу очередного распила, Власов продолжал безмятежно храпеть.

В чёрном кожаном плаще с красной повязкой пружинистой оккупационной походкой в спальню мэра вошёл штурмбанфюрер СС Отто фон Шнапс и привычным жестом пособника фашизма сбросил одеяло на пол. Глава открыл глаза. Спросонья ему показалось, что руководитель местного драмтеатра снова ушёл в запой и в этот раз нарушил все границы приличия, но додумать эту мысль до конца помешал ощутимый удар прикладом в незащищённое место.

– Одевайтесь, русская свинья, – тщательно выговаривая слова, сказал тощий переводчик в круглых очках. – Вы окружены. Сопротивление бесполезно. Повторяю… – и повторил.

Глава подскочил как ошпаренный.

– Ребята, вы кто?

Эсэсовцы весело засмеялись. Даже палач Отто натянуто улыбнулся, изучая узоры на семейных трусах военнопленного. Тот честно старался оценить происходящее, моргал чаще обычного, хватал воздух пересохшими губами, но ощущение реальности ускользало от его отравленного алкоголем рассудка. Ещё мгновение разматывался в голове запутанный клубок коррупционных связей, но все показанные подсознанием фигуранты годились разве что на роль тупых «быков» с паяльниками. Здесь же чувствовался почерк незаурядных творческих личностей.

– Зачем комедию ломать? Я же Бармалею расклад объяснил. Раньше четверга не получится!

Резким движением лицевых мышц бравый фон Шнапс обесточил фальшивую улыбку, достал пистолет и многозначительно выстрелил в потолок, стараясь соблюдать женевскую конвенцию.

– Зря вы так! – попытался рассердиться глава, но внезапно осознал себя спускающимся с крыльца под конвоем дюжих головорезов.

Дежурившие во дворе солдаты обступили власовский «Мерседес», перемигивались восхищённо, талдычили «зер гут», забыв о долге. Заметив командира, вытянулись, с чувством расового превосходства посмотрели на Власова.

Фон Шнапс обернулся.

– Господин штурмбанфюрер хочет знать, откуда вы взяли этот германский автомобиль, – объяснил переводчик.

– Трофейный, – мрачно пошутил глава.

***

Раньше всех ситуацию «чухнул» охранник мэрии Сидоренко – на удивление быстро сварганил из наволочки белую повязку. Напарника, ошалело замершего на входе, тоже быстро повязали, за что помогавшему Сидоренке выдали десять рейхсмарок. «Ще не вмэрла…» – благоговейно шептал он, вскинув правую руку, пока сквозь осиротевший турникет деловито просачивались в здание новые хозяева.

Когда привезли Власова, Сидоренко, почтительно согнувшись, подливал кипяточек в генеральскую кружку и вёл доверительные разговоры о срыве минских соглашений. Породистый фашистский генерал сидел в высоком кресле под портретом лукавого российского президента и морщился, то ли от слишком горячего чая, то ли от приторного подобострастия. На стене сбоку, в чёрной траурной раме с надписью «PHILIPS» бойко чеканил новости телеведущий. Старого вояку трудно было чем-либо удивить. Или просто вида не подавал, как огорошило его увиденное и услышанное. Не сразу обратил внимание на потного взъерошенного главу, стоявшего гостем в собственном кабинете.

– Хайль Гитлер! – крикнул глава, глухо щёлкнув босыми пятками.

– Не надо паясничать, господин Власов, – сказал генерал. – Мистификация! Мне доложили, мы попали в далёкое будущее. Мне доложили, Германия проиграла войну.

Повисла долгая пауза. Из служебного буфета доносились пронзительные звуки губной гармошки. «Расстреляют!» – с ужасом подумал Власов.

– Кто это? – спросил генерал, подняв указательный палец вверх.

– Наш президент, – ответил Власов и поспешил добавить. – На Западе его сравнивают с Гитлером.

– Почему вы не служите ему? – обратился генерал к Сидоренке.

– У них нация молодая. Испытывают кризис идентичности, – вспомнил Власов тему одного ток-шоу.

В подтверждение его слов Сидоренко залопотал такой бред на суржике, что никто ничего не понял. Восклицательным знаком брызнул слюной – вогнал «москаль» как гвоздь.

– Займитесь лучше кипятком, – попросил генерал, проверяя, на месте ли кожаный чемоданчик. – Присаживайтесь, господин Власов.

– Разрешите поинтересоваться, – осмелел Власов. – А кто доложил вам обстановку?

– Вы удивитесь, – оживился пруссачок (это был добрый фашист). – У нас появился партизан! Прибежал с обрезом, хотел убивать. Поймали, привели сюда. Он назвался «краевед», дал речь, плюнул в лицо! Придётся его немножко пытать и вешать.

Глава знал краеведа. Шёл юбилейный год Победы, и полусумасшедший пенсионер донимал администрацию ежедневно. В Великую Отечественную провинциальный город несколько раз переходил из рук в руки (мы-то знаем, что трупами завалили). Вот и хлопотал доморощенный активист о том, чтобы водрузить на перспективном участке безвкусный мемориал. Не вершину дизайнерской мысли – нет, а бетонную пошлятину – цветы возлагать. «Думать надо о живых», – сказал ему глава.

– Я поручил господину штурмбанфюреру разобраться, – продолжал генерал. – Мы всего лишь солдаты. Мы привыкли драться с коммунистической ордой. Мы не привыкли драться с мирными крестьянами. Единственное требование – лояльность! – сказал, а в глазах забегали огоньки будущего Нюрнберга.

«Всех порешат!» – догадался Власов. Что-то вязкое зашевелилось в затылке и разошлось по телу горячей волной. Сидел напротив многовековой смертельный враг. Позвякивали на его шее железные могильные кресты. И хочет он ещё крестов. И был напротив предатель. Вежливо здоровался по утрам, норовил придержать дверь. И общее с ним прошлое делало такого врага гораздо опасней.

«Обрати внимание, сделано в Германии!» – пропел телевизор и погас. В помещении заметно потемнело. Тополиные ветви постучались в окно. Чёрные сгущались тучи.

***

Неожиданное появление нечисти из, казалось бы, навсегда закрытой эпохи привело в действие дремлющие в обычной жизни силы. Не стоило тревожить мирных обывателей. Потерявшие страну без единого выстрела и стонущие о «слезинке ребёнка» – на что они были способны? Под красными знамёнами стягивались на площадь колонны мертвецов…

июль 2015 г.