Представление мне откровенно не понравилось.

Со школьной скамьи, с безусой юности моей всегда терзал меня навязчивый вопрос: если большинство здравомыслящих людей в семь часов утра дико хотят спать, то почему повсеместно рабочий день начинается в восемь, максимум в девять? Какой бюрократ-«жаворонок» придумал этот распорядок? Кто этот загадочный маньяк-трудоголик, однажды запустивший жестокую машину утренней тирании? Кому адресовать проклятия испуганных будильником граждан? Когда прекратятся издевательства над молодой и наиболее активной частью нашего населения? Впрочем, я увлёкся.

<...>

Жалкий огрызок свечи героически боролся с темнотой. Размытая линия фронта делила облезлый диван на две неравные части: на той, что поменьше, лежала голова молодой женщины, на той, что побольше, – всё остальное. Тусклые блики мерцали на гранях пустого стакана. Видимый кусочек стола был усыпан хлебными крошками и сигаретным пеплом. Углы комнаты оккупировали пыль и мрак.

«Сколько можно спать!» – раздраженно подумал Нестор и с силой захлопнул дверь, надеясь, что громкий звук заставит незнакомку хотя бы вздрогнуть. Прислушался. Монотонно цокали часы. Время не торопилось. Врожденная деликатность не позволяла Нестору с победным кличем ворваться в комнату, схватить эту тётю в охапку и, прежде чем она натянет на немытые ноги дырявые чулки, вышвырнуть в утробу подъезда. Она, вероятно, больно ударится головой о ступени и навсегда забудет номер его гостеприимной квартиры.

<...>

Моя прежняя работа была связана с частыми командировками. Мотался по пригородам, как щепка в проруби. Электричка стала вторым домом. «Осторожно, двери закрываются! Следующая станция – Залепупино». По ночам мучили кошмары, будто проспал свою остановку. Снились вокзальные запахи, нервная очередь в кассу, вялый пупырчатый чебурек, – и сердце сбивалось на ритм колёсных перестуков. «Ваш билет!» Лихорадочно искал в наволочке и просыпался в ужасе после уплаты разорительного штрафа.

В последнюю поездку попался мне один тип. Зашёл в вагон и сразу обратил на себя внимание. По крайней мере, моё. Волосы взъерошены, глаза с оттенком бешенства, костюм видавший виды и грязный пакет в руках. А в пакете – что-то увесистое. Ну, думаю, сейчас начнётся, мол, сами мы не местные, дайте на хлебушек. Насмотрелся я на таких попрошаек до рвоты. Однако незнакомец повёл себя иначе. Облил вагон пристальным ищущим взглядом, встретился с моими глазами и – прямиком ко мне. Плюхнулся рядом, тяжело засопел. Я отвернулся к окну, встряхнул дежурную газету.

<...>